Ну, по правде говоря, все обстоит не так благополучно! Учиться ему скучно. Переход из уютного семейного мира к жестокой атмосфере казенной гимназии слишком резок. Все, от учителей до товарищей, кажется мальчику диким, грубым и чуждым. Родные жалуются на его «малодушие» перед учебой.
Нравы в гимназии - ханжеские. В 1895 году мать Блока просит перевести его в следующий класс без экзамена. С возмущеньем рассказывает она потом в письме к родителям, что учитель русского языка Суровцев «нес какую-то гиль православного характера, жаловался на то, что Сашура плохо написал сочинение на тему «о просветительном значении Кирилла и Мефодия», а между тем в гимназии у них и церковь Кирилло-Мефодиевская».
Интересы мальчика расходятся с педантическими гимназическими требованиями. Позже, в 1898 году, накануне выпускных экзаменов, Александра Андреевна недовольна тем, что сын никак не может приготовить закон божий: «Вот если б я спросила его, - прибавляет она, - об отношениях Отелло к сенату, это он бы мне охотно сейчас изложил».
Зато летом, в подмосковной усадебке Шахматово, жизнь снова оборачивается к мальчику самыми сияющими, ласкающими красками.
Счастье начинается уже в вагоне железной дороги, когда, глядя в окно, хочется повторять стихи почитаемого в семье Бекетовых Фета:
...серебром облиты лунным,
Деревья мимо нас летят,
Под нами с грохотом чугунным
Мосты мгновенные гремят.
А на станции Подсолнечная уже ждут лошади, и перед глазами разворачивается знакомый и любимый пейзаж, который когда-то прельстил Андрея Николаевича. Повторилась та же история, что с его другом, знаменитым химиком Дмитрием Ивановичем Менделеевым, который раньше купил по соседству Боблово. «...Поехал посмотреть, а взглянув, уже не мог отказаться от желания его иметь», - как вспоминала его жена.
Вот уже виден на холме одноэтажный, с мезонином, в духе среднепомещичьих усадеб начала XIX века дом. Вот уже экипаж въезжает во двор - «собакин двор», как называл его мальчик в раннем детстве, ибо что здесь всего важнее?!
Снимает шапку Гаврила, которого дедушка зовет непонятным словом «лирик». Гаврила, как и Саша, любит всякое зверье, и на косовице у него на плече важно сидит кот. Мальчик считает этого человека важным лицом в Шахматове, и дорога, по которой тот возит воду, именуется Гаврилиной.
А собаки уже тут, ластятся, и все вокруг, кажется, ластится к юному «принцу» - кусты, цветы, вода в мелеющем пруду.
Сад - старый, заросший, из деревьев разных пород, тенистый. Тропинки задумчиво блуждают по нему во всех направлениях, неожиданно поворачиваются, пересекаются, В конце одной из аллей - калитка, прозванная тургеневской. Но главное украшение сада - сирень самых разных цветов и оттенков. Это ей обязаны мы словами рахманиновского романса.
Поутру, на заре,
По росистой траве
Я пойду свежим утром дышать;
И в душистую тень,
Где теснится сирень,
Я пойду свое счастье искать...
В жизни счастье одно
Мне найти суждено,
И то счастье в сирени живет;
На зеленых ветвях,
На душистых кистях
Мое бедное счастье цветет.
Это стихи Екатерины Андреевны Бекетовой.
В кустах сирени и шиповника щелкают соловьи. Перелетают с ветки на ветку иволги и дрозды. И, словно соревнуясь с ними, смело, распушив хвосты, прыгают с дерева на дерево белки, повадившиеся сюда за шишками и орехамк,
Дед, или, как называет его Саша, Дидя, надевает через плечо ленту. Не орденскую, какую и раньше, будучи ректором, чаще всего употреблял для «спасательных» визитов - выручать арестованных студентов (а те порой еще были недовольны: в камере такой хороший народ подобрался!) . Простую зеленую ленту с зеленой жестянкой для сбора растений. Внук прыгает вокруг, как собака возле охотника, и они отправляются на прогулку и, увлеченные поисками какого-нибудь растения, пропадают в лесу часами, могут даже заблудиться со своими трофеями.
«Мы с Дидей нашли цветы, не встречающиеся в Шахматове и его окрестностях», - с гордостью записывает мальчик. Это ведь тоже уроки, даже лекции по ботанике. Но как они счастливо не похожи на гимназические!
Непосредственный, пылкий, сам похожий на ребенка, дед мастерит вместе с внуком воздушного змея, запускает его и торжествует: летит не хуже, чем недавно Менделеев на аэростате!
Дни падают густыми душистыми каплями, как варенье, которое любит варить бабушка.
А тут еще поездки в Боблово, к Менделеевым, или еще дальше - в Дедово и Трубицино, где живут родственники - Коваленские, Карелины, Соловьевы, а среди последних младший кузен Саши - Сережа, восторженный и нервный мальчик, уже пишущий стихи и даже «печатающий» их...
Где? Да в «Вестнике»! Известный в этой среде журнал с очень опытным редактором Александром Блоком. Он уже прежде пытался составлять из своих коротеньких стишков, рассказов, ребусов то альбом, то журнал. Правда, обычно издание прекращалось на первом же номере, а то и на него материала не набиралось. Позже он выпускал журнал «Корабль» (корабли он вообще любит и вечно рисует их). А вот теперь, в «зрелые» гимназические годы, - «Вестник». Тут уж в самом названии видно стремление к взрослости: выходит же одновременно солидный «Вестник Европы»! Сотрудников в журнале немало - бабушка, мать, тетка, двоюродные братья, знакомые мальчики. Но главный автор - поэт, прозаик, юморист - все тот же редактор.
Счастливый журнал: цензура к нему благосклонна! Можно без лести сказать, что она ему - мать родная. Ведь это Александра Андреевна.
И было как на Рождестве,
Когда игра давалась даром,
А жизнь всходила синим паром
К сусально-звездной синеве.
(«В туманах, над сверканьем рос...»)
Некоторые биографы поэта, например В. Княжнин, говорят об «атмосфере теплицы», в которой рос Блок, находясь в семье Бекетовых.
Однако в эту «пленительную музыку старых русских семей», как выразился позже Блок о семье Бакуниных, врываются и резкие диссонансы.
Под оболочкой внешнего мира и согласия таится противоположность темпераментов, устремлений, вкусов.
Андрей Николаевич хоть и был во времена своего ректорства «важным рылом», по собственному ироническому выражению, но всегда оставался в глазах властей человеком опасным и беспокойным. Приглашенный преподавать ботанику молодым великим князьям, он неизменно ввертывал в свои рассказы какой-нибудь анекдот об их царственных предках, в особенности о Николае Первом. Облик этого несколько старомодного «в буднях нового движенья» республиканца явно вспоминался Блоку, когда он уже после смерти деда рисовал таких же могикан шестидесятых годов прошлого века, встреченных в Москве: |
