Этот вопль доносится до Блока не из прошлого, не со страниц многочисленных книг по истории России второй половины XIX века, которые он читает, работая над поэмой «Возмездие», а со свежих листов «Нового времени», в разгар этой работы, в 1911 году.
На пост обер-прокурора Святейшего синода вступает сподвижник Победоносцева баблер, разгорается смрадный огонь «дела Бейлиса», «Новое время» и другие газеты правого толка улюлюкают по поводу польских и украинских дел, травят не нравящихся им художников и писателей.
Бунинская «Деревня»? Пасквиль на деревню!
«Иной прочитавший подумает: да уж не гибнет ли наша Россия...» - убивается В. Розанов в статье «Не верьте беллетристам...» и сравнивает писателя с... лакеем Смердяковым из «Братьев Карамазовых»!
Алексей Толстой? «Беллетрист клеветы». Так называются «литературные заметки» А. Бурнакина.
Ремизов? «Плюшкин отечественной речи, писатель с ненормальной склонностью к мелочам, к пустякам».
С. А. Толстая? Заслуживает каторги за распространение преступных сочинений своего покойного супруга!
Художник Мартирос Сарьян? «Если приобретать гг. Сарьянов, то скоро Третьяковская галерея превратится черт знает во что...»
Скульптор Коненков? «Никакой формы, никакой красоты...»
А вообще со всякими декадентами, символистами, модернистами церемониться нечего:
Встречая Новый год,
Какой-то декадент иль просто идиот... -
начинает свою «басню» «граф Алексис Жасминов», попросту говоря - Виктор Буренин.
Символисты развращают студентов, которые, представьте себе, читают «Куранты любви» М. Кузмина «с практическими занятиями», как «острит» черносотенец В. Пуришкевич на заседании Государственной думы. А надо бы читать «Новое время», набираться политической мудрости у Меньшикова, вкуса у Бурнакина и Кравченко, которому не нравятся Сарьян и Коненков, но кажется недурной картинка Анны Ивановны Менделеевой.
Милые, хорошие старички, начитанные! Меньшиков хвалит журнал «Старые годы», Розанов - «Русский библиофил»:
«Господа, бросьте браунинги и занимайтесь библиографией. Все равно, с этим «правительством» ничего не поделаешь. Оставьте... Возьмем тихостью, возьмем терпением, возьмем кротостью, возьмем трудом. Если оно увидит, что мы все читаем «Библиофила» и «Старые годы»... то оно посмотрит-посмотрит, подождет-подождет - и снимет везде «худые положения», там «военные» и разные другие; и вообще тоже перекует «мечи на орала» и переделает «треххвостки» просто в веревочки для завязывания провизии».
Василий Васильевич, вы это всерьез - или невесело гаерствуете? А вот в Петербурге собрался съезд объединенных дворян, как будто соскочивших со страниц Некрасова и Щедрина (одного, Головина, Даже ввезли на кресле, как парализованного «Последыша» из «Кому на Руси жить хорошо»), так они и без того считают, что народ чересчур много философствует и бездельничает, а посему надо все народные библиотеки ревизовать.
И оставить бы для оздоровления народной нравственности одно «Новое время», чтобы все его изучали, до самых последних объявлений:
«Маргарита!»
Это вам не какая-нибудь там прокламация, не «товарищи» какие-нибудь бесстыжие! Поэтично, Гёте пахнет.
«Маргарита!
Письмо получил в субб. Извиняюсь! Умоляю прийти на указанное Вами место...»
«Даму, ожидавшую свою очередь 3 июня, между 11-12 ч. дня, в д. № 20 по Чернышеву пер., просит откликнуться моряк, недождавший (!) тогда очереди. 28 почт. отд. предъявитель] квитанции] «Нов. вр.» № 145289».
...В самом деле, зачем студентам читать «Куранты любви», когда есть «Новое время»?
Блок пишет свою поэму в этой обстановке, -
...где небо кроют мглою бесы,
Где слышен хохот желтой прессы,
Жаргон газет и визг реклам...
Где «Новым временем» смердит...
(Первая редакция)
«...Я яростно ненавижу русское правительство («Новое время»), - сообщает Блок матери в письме, не подвергающемся опасностям перлюстрации, 17 февраля 1911 года, - и моя поэма этим пропитана».
Действительно, описание Петербурга в царствование «огромного, водянистого» Александра III полно отзвуков современных Блоку настроений:
Куда ни повернись, все ветер...
«Как тошно жить на белом свете», -
Бормочешь, лужу обходя;
Собака под ноги суется,
Калоши сыщика блестят...
И, встретившись лицом с прохожим,
Ему бы в рожу наплевал,
Когда б желания того же
В его глазах не прочитал...
Блок не только ставит знак равенства между столыпинским правительством и раболепно поддерживающим его «Новым временем», но и ощущает смрад разложения, исходящий от прогнившего режима. Скандальные разоблачения интендантских афер, высокопоставленного воровства сменяют в это время одно другое; политический курс самодержавия очень напоминает обстоятельства,; приведшие к Цусиме и Порт-Артуру.
Даже кадетские лидеры с трибуны Государственной думы и со страниц газеты «Речь», которую Блок в начале 1911 года жадно читает, урезонивают правительство, что оно становится на «доцусимские рельсы», что репрессии против студенчества представляют «лучший курс революционной закалки», что столыпинские методы управления страной отдают XVI веком.
«Мы присутствуем при каком-то валтасаровом пире, - в отчаянии возглашают они, - в тревожном ожидании, что, наконец, грозная рука исторического рока напишет огненные слова».
«К 1911 году относится, по крайней мере, на мой личный взгляд, некое неожиданное увлечение А[лександра] А[лександровича] общественностью, - писал знакомый поэта, а впоследствии его биограф, В. Н. Княжнин. - Частью этот интерес... вызван был необходимостью подготовки к более достоверному освещению политического фона событий, совершающихся в 1-й гл[аве] «Возмездия». Но был и какой-то другой, самостоятельный интерес к этой стороне русской жизни. А. А. скупил целую серию революционных книжек, выпущенных в предшествующие годы, попрятавшихся в глубь прилавков букинистов за время активного напора реакции 1907-1909 гг. и снова вынырнувших на свет к 1911 г.».
«Неожиданность» этого увлечения - спорная. Стоит обратить внимание на одно, видимо, не прекращавшееся все эти годы знакомство Блоков.
По свидетельству М. А. Бекетовой, зимой 1907/08 года Блок не раз давал деньги «на политические цели, т. е. главным образом на побеги», попадаясь, по своей доверчивости, даже на удочку авантюристов и мошенников.
«Но посещавший его «товарищ Андрей» и некая молодая революционерка Зверева оказались и подлинными и достойными всякого уважения. Умная, убежденная девушка с сильной волей была эта Зверева», - пишет М. А. Бекетова.
Рассказывая о состоявшемся у Блоков 19 декабря 1908 года чтении пьесы «Песня Судьбы» в присутствии 8-10 человек, Л. Д. Блок упоминает «курсистку Звереву». А сам Блок, называя матери Звереву, многозначительно добавляет: «о которой я тебе расскажу». | 
