«Бегство» Блока «к Волге», к жизни было порождено чуткой реакцией поэта на явление, которое в полной мере стало ясно его близкому литературному окружению много позже. Говоря о «высококультурной» атмосфере, господствовавшей на «башне» Вячеслава Иванова, о так называемом русском «культурном ренессансе» начала века, один из его участников с горечью признавался: «Но все это происходило в довольно замкнутом круге, оторванном от широкого социального движения... Иногда казалось, что дышат воздухом теплицы, не было притока свежего воздуха... Русские люди того времени жили в разных этажах и даже в разных веках».
Вот из этой-то атмосферы и бежал Блок, и ее отраженье в «Соловьином саде» исторически более значительно, чем детали собственной биографии поэта, инкрустированные в образную ткань поэмы.
Трагический разрыв между тягой к счастью и красоте и сознанием невозможности «забыть о страшном мире» - вот «сердце» «поэмки» Блока, на самом деле весящей «томов премногих тяжелей».
Эта тема разработана поэтом с поразительной смелостью и искренностью, в сюжете, где сказочность сочетается с предельной реалистичностью и простотой.
Рабочий со своим ослом, занятый тяжким, однообразным трудом... Таинственный и манящий сад, где раздаются соловьиное пенье и женский смех... Растущее стремленье героя в эту волшебную обитель;
И чего в этой хижине тесной
Я, бедняк обездоленный, жду,
Повторяя напев неизвестный,
В соловьином звенящий саду?
Не доносятся жизни проклятья
В этот сад, обнесенный стеной...
Соловьиный сад не обманул надежд героя, даже превзошел его «нищую мечту» о прекрасном. Он позабыл об оставшемся за оградой мире. Но только на время...
Пусть укрыла от дольнего горя
Утонувшая в розах стена, -
Заглушить рокотание моря
Соловьиная песнь не вольна!
Теперь на смену дразнившему воображение образу незнакомой хозяйки соловьиного сада приходит иное, такое прозаическое с виду: «большая дорога и усталая поступь осла».
Сердце героя разрывается между окружающей его красотой и суровым долгом. Блок дерзко сравнивает, казалось бы, несопоставимые вещи - поэзию и прозу жизни.
...Осел удивляется, бедный:
«Что, хозяин, раздумался ты?» -
говорилось о том, как герой начал мечтать о соловьином саде. Теперь так же недоумевает красавица;
...Повторяет она беспокойно:
«Что с тобою, возлюбленный мой?»
В литературе о Блоке существует версия, по которой соловьиный сад - нечто вроде дьявольского соблазна, созданного на погибель человеку. Но, быть может, это образ счастья, недостижимого еще для людей и потому морально невозможного даже для того, кто, казалось бы, мог им спокойно наслаждаться?
С великой болью всматривается возвращающийся обратно, к обыденной и суровой жизни, герой в лицо возлюбленной, и оно до конца остается прекрасным:
Спит она, улыбаясь, как дети, -
Ей пригрезился сон про меня.
...И тихонько задернул я полог,
Чтоб продлить очарованный сон.
Возлюбленная спит, «очарованный сон» ее, «забытье» не нарушены. Но горькая драма прощанья все равно звучит в поэме:
...спускаясь по камням ограды,
Я нарушил цветов забытье...
Их шипы, точно руки из сада,
Уцепились за платье мое.
Но еще более тяжка полынная горечь финала. Возвращение героя запоздало - как во многих сказках, дни, проведенные в волшебном краю, обернулись земными годами {«И проходят, быть может, мгновенья, а быть может, - столетья», - говорилось и в «Ночной фиалке» о пребывании героя в «забытой стране».}. Он выпал из века, ему уже нет места. И как суровый укор, встречает его на берегу собственный проржавевший лом, словно меч, брошенный на месте проигранной битвы.
В. Кирпотин высказал предположение, что «Соловьиный сад» в какой-то мере полемичен по отношению к некоторым стихам Фета. Так, в стихотворении «Ключ» поэт противопоставлен «толпе», суетящейся вокруг реки:
...в шумящей толпе ни единый
Не присмотрится к кущам дерев,
И не слышен им зов соловьиный
В реве стад и плесканье вальков.
Лишь один в час вечерний, заветный,
Я к журчащему сладко ключу
По тропинке лесной, незаметной,
Путь обычный во мраке сыщу.
Дорожа соловьиным покоем,
Я ночного певца не спугну
И устами, спаленными зноем,
К освежительной влаге прильну.
Однако очень сомнительно, чтобы это давнее стихотворение послужило основным источником для полемики, тем более в столь категорической форме, какую она, по мнению В. Кирпотина, имеет: «...все то, что Фет утверждает, Блок отрицает». Мы уже старались показать, что это было бы слишком прямолинейным истолкованием смысла «Соловьиного сада». Вот характерное публицистическое высказывание Блока в статье «Непонимание или нежелание понять?», написанной в 1912 году в споре с Д. В. Философовым, который усмотрел в одной из статей поэта утверждение аристократичности искусства.
«Могло казаться, - пишет Блок, - что я говорю о безмерной пропасти, которая лежит между искусством и жизнью, для того, чтобы унизить жизнь на счет искусства, принести ее искусству в жертву. Жаль, если кто-нибудь подумал так. Не во имя одного из этих миров говорил я, а во имя обоих. Чем глубже любишь искусство, тем оно становится несоизмеримее с жизнью; чем сильнее любишь жизнь, тем бездоннее становится пропасть между ею и искусством. Когда любишь то и другое с одинаковой силой, - такая любовь трагична».
Здесь звучат отголоски разговоров с Терещенко, и здесь же живет преддверие «Соловьиного сада» с его трагической любовью к жизни и к искусству, красоте.
Среди современной Блоку литературы были более злободневные, чем фетовский «Ключ», поводы для возникновения «полемических подтекстов».
В 1906 году в журналах появились стихотворения «Не вернувшийся» К. Бальмонта («Весы», № 1) и «Невольник» И. Бунина («Золотое руно», № 5). |