Александр Блок
 VelChel.ru 
Биография
Андрей Турков о Блоке
  Часть I
  Часть II
  Часть III
  Часть IV
  Часть V
  Часть VI
  Часть VII
  Часть VIII
  Часть IX
  Часть X
  Часть XI
  Часть XII
  Часть XIII
  Часть XIV
Часть XV
  Часть XVI
  Часть XVII
  Основные даты жизни и творчества Александра Блока
  Краткая библиография
Хронология
Семья
Галерея
Поэмы
Стихотворения 1898-1902
Стихотворения 1903-1907
Стихотворения 1908-1921
Стихотворения по алфавиту
Хронология поэзии
Автобиография
Проза
Критика
Переводы
Об авторе
Ссылки
 
Александр Александрович Блок

Андрей Турков о Блоке » Часть XV

Спектакль, именовавшийся «Российская империя», окончен. Виднейшие актеры оказались не в своих уборных, а в камерах Петропавловской крепости. Пышные облачения сняты, погасли огни рампы. Бывшие премьеры, министры, генералы, жандармы прислушиваются к долетающим отголоскам городского шума, тревожатся за свою судьбу, опасливо перебирают в памяти прегрешения, лебезят на допросах, увиливают, уверяют в своей глубочайшей искренности и в полном раскаянии.

Один все валит на чрезвычайные обстоятельства, на военное время; другой ссылается на то, что он «рядовой» исполнитель; третий тоже твердит, что ему «такое задание было дано"; четвертый уверяет, будто, стоя у кормила власти, трудно различать, что законно и что незаконно. И все это - в той же комнате, где когда-то допрашивали декабристов.

То ли увлекательный роман, то ли колоссальная помойка открывается перед Блоком.

Многомесячная работа приводит его к мысли, что не надо преувеличивать персонального значения каждого из арестованных. В написанном им очерке «Последние дни императорской власти» Блок, по отзыву историков, «отверг все анекдотическое, все пестро глумящее, все бульварно-манящее».

Но его работа в комиссии имела и другое значение. Со своей обычной чуткостью он стал замечать в ее атмосфере понижение революционного тонуса, постепенное сползание к стилю дореволюционного департамента.

«Белецкий левеет, председатель правеет, - записывает Блок во время допроса директора департамента полиции, - (это, конечно, парадоксально сказано, но доля правды есть)».

В том, что, по выражению Блока, комиссия постепенно смещалась оттуда, где поют солисты, туда, где сплетничают хористки, объективно сказывалось намерение буржуазных кругов умерить размах и глубину критики старого режима, целый ряд «полезных» черт которого ей хотелось бы сохранить.

Блок с горечью и тревогой подмечает «синхронность» событий в комиссии с признаками наглеющей реакции:

«В нашей редакционной комиссии революционный дух не присутствовал. Революция там не ночевала. С другой стороны, в городе откровенно поднимают голову юнкера - ударники, империалисты, буржуа, биржевики, «Вечернее время» (реакционная газета. - А. Т.).Неужели? Опять - в ночь, в ужас, в отчаянье?»

Он резко расходится по вопросу о войне даже с самыми близкими ему обыкновенно людьми: мать и тетка восторженно встретили весть о предпринятом 18 июня по приказу Керенского, а точнее, Антанты наступлении, которое кончилось поражением. Блок твердил всем: «Мир, мир, только бы мир! Теперь готов я был бы на всякий мир, на самый похабный...»

Вокруг многие еще продолжали с восторгом говорить о «бескровной революции», восхищались Керенским, как будто его безостановочные речи могли стать маслом, укрощающим бурные валы событий.

- Знаете ли вы, где я был? - воскликнул как-то Андрей Белый, ворвавшись в дом своих друзей и забыв даже поздороваться. - Я видел его, Керенского... он говорил... тысячная толпа... И я видел, как луч света упал на него, я видел рождение «нового человека»... Это человек.

Да и не ему одному, если воспользоваться образом из старых стихов Блока, «казался... знаменем красным распластавшийся в небе язык» словоохотливого премьера.

Блок же все больше настораживается, все внимательней приглядывается к сладкоречивым вождям, улавливая их нарастающее сходство с теми, кто еще недавно был у кормила власти, а теперь сидит в Петропавловской крепости.

«Государство не может обойтись без смертной казни (Керенский!), - записывает он в дневник. - Государство не может обойтись без секретных агентов, т. е. провокаторов».

В первой фразе - отголосок накануне опубликованного постановления о введении смертной казни на фронте. Во второй - аргументы арестованных чиновников бывшего царского правительства.

Еще через несколько дней Керенский переедет в Зимний дворец.

Неужели Россия, как Изора, попала в объятья медоточивого пошляка?

«Что же? в России все опять черно и будет чернее прежнего?» - думает Блок.

Он мучительно путается в разноголосице политических течений и всевозможных слухов, особенно после июльских событий, когда буржуазная печать всячески поносит большевиков:

«Я никогда не возьму в руки власть, я никогда не войду в партию, никогда не сделаю выбора, мне нечем гордиться, я ничего не понимаю.

Я могу шептать, а иногда - кричать: оставьте в покое, не мое дело, как за революцией наступает реакция, как люди, не умеющие жить, утратившие вкус жизни, сначала уступают, потом пугаются, потом начинают пугать и запугивать людей еще не потерявших вкуса, еще не «живших» «цивилизацией», которым страшно хочется пожить, как богатые».

Рядом с растерянностью здесь острое и точное наблюдение над психологией людей умеренного, например кадетского, толка, стремящихся всячески сдержать порыв революции.

«История идет, что-то творится, а... они приспосабливаются, чтобы не творить», - записывает он по поводу событий в комиссии - Да и только ли в ней?!

Ему кажется, что эти люди восторжествовали, и к нему уже подкрадывается прежнее отчаянье. «Погубила себя революция?» - спрашивает он.

Уже раздаются в Петербурге, в офицерских компаниях, тосты за здоровье низложенного царя, за генерала Корнилова, который «скоро покажет всему этому взбесившемуся быдлу» его место, а пока что сдает Ригу немцам и сваливает вину за это на дезорганизацию большевиками армии.

В воздухе начинает пахнуть диктатурой, генеральским переворотом. В среде родственников Любови Дмитриевны слышатся нетерпеливые вздохи предвкушения: когда же наконец?!

«...Корнилов есть символ; на знамени его написано: «продовольствие, частная собственность, конституция не без надежды на монархию, ежовые рукавицы», - записывает Блок.

Сам же он предпочитает обсудить происходящее со... швейцаром. Наивно? Быть может, но тем не менее обе «высокие договаривающиеся стороны» сходятся на том, что Ригу сдали не солдаты, а контрреволюционное командование.

Страница :    << 1 2 [3] 4 > >
Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Е   З   И   К   Л   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Ф   Х   Ц   Ч   Ш   Э   Я   #   

 
 
    Copyright © 2024 Великие Люди  -  Александр Блок