Другое дело, что собеседники еще наивно уповают на Временное правительство, не зная, что Керенский заодно с Корниловым и меняет свою позицию лишь в последний момент, когда начинает подозревать, что его самого заговорщики позже отбросят прочь за ненадобностью.
Во всяком случае, Блок решительно отходит в сторону от всех, кто хочет повернуть события вспять.
После краха корниловского заговора известный эсер Б. В. Савинков ушел из правительства и стал организовывать антибольшевистскую газету. В этом ему активно помогали Мережковские. Гиппиус обратилась и к Блоку. Вот что вспоминает она о разговоре с ним по телефону:
«Я, спешно, кратко, точно (время было телеграфическое!), объясняю, в чем дело. Зову к нам, на первое собрание.
Пауза. Потом:
- Нет. Я, должно быть, не приду.
- Отчего? Вы заняты?
- Нет. Я в такой газете не могу участвовать.
- Что вы говорите? Вы не согласны! Да в чем же дело!
Во время паузы быстро хочу сообразить, что происходит, и не могу. Предполагаю тысячу нелепостей. Однако не угадываю.
- Вот война, - слышу глухой голос Блока, чуть-чуть более быстрый, немного рассерженный. - Война не может длиться. Нужен мир.
- Как... мир? Сепаратный? Теперь с немцами мир? ...У меня чуть трубка не выпала из рук.
- И вы... не хотите с нами... Хотите заключить мир... Уж вы, пожалуй, не с большевиками ли?
Все-таки, в эту минуту, вопрос мне казался абсурдным. А вот что ответил на него Блок (который был очень правдив, никогда не лгал):
- Да, если хотите, я скорее с большевиками. Они требуют мира, они...
Тут уж трудно было выдержать.
- А Россия?! Россия?!
- Что же Россия?
- Вы с большевиками и забыли Россию. Ведь Россия страдает!
- Ну, она не очень-то и страдает...»
Конечно, Блок не хуже своей собеседницы знал, что Россия страдает, но его возмущала готовность к мелодраматической декламации на эту тему.
«О речи Керенского, полной лирики, слез, пафоса, - всякий может сказать: зачем еще и еще», - записал он в августе.
А главное, причину страданий России Гиппиус и Блок видели совсем в разных вещах.
В разгар подготовки корниловского заговора, о победе которого мечтала Гиппиус, Блок думал о самоубийстве.
Он бурно радовался закрытию газеты «Новое время». Даже удивительна та ярость, с которой он пишет о ней.
«Если бы не все, - пишет он в дни корниловского заговора, - надо бы устроить праздник по этому поводу. Я бы выслал еще всех Сувориных (издателей газеты. - А. Т.), разобрал бы типографию, а здание в Эртелевом переулке опечатал и приставил к нему комиссара: это второй департамент полиции».
Блок любил повторять слова английского философа и историка Карлейля о том, что демократия приходит, опоясанная бурей.
От «умных бескрылых людей» - кадетов он уже ничего не ждал. В дни, когда петроградские рабочие поднялись, чтобы дать отпор Корнилову, Блок с присущей ему способностью улавливать «общий смысл» в самых разных жизненных явлениях записал:
«Свежая, ветряная, то с ярким солнцем, то о грозой и ливнем, погода обличает новый взмах крыльев революции».
Потом, 19 октября, он снова прислушивается к голосам из того же стана: не оттуда ли придет буря? «Куда ты несешься, жизнь?» - воскликнул Блок еще в мае 1917 года, не веря, что революция уже доведена до конца.
Один из публицистов впоследствии назвал Февральскую революцию «жалким полустанком, на котором стремительный курьерский поезд может стать лишь на две минуты - и затем несется дальше, до конечной станции».
Жизнь неудержимо неслась к Октябрю. | 
