Андрей Турков о Блоке » Часть XVI

Смелость автора поэмы в том, что он принимает бой, в самых невыгодных условиях.

В левоэсеровской газете «Знамя труда», где в это время активно сотрудничал Блок, напечатавший там и статью; «Интеллигенция и революция» и «Двенадцать», в разгар его работы над поэмой (12 января) Николай Клюев писал:

И хотя сам Николай Клюев скоро стал петь другие песни, но этот стилизованный и идеализированный образ, как чеховская Душечка, нашел себе иных покровителей.

Блок же берет своих героев из тех, которые и в самом деле могут оттолкнуть и испугать своим подчеркнуто вызывающим ухарским видом «буйных голов», афиширующих свою близость «каторжным» элементам {Весьма основательно в этой связи мнение о влиянии на сюжет «Двенадцати» драматического эпизода убийства двух бывших министров Временного правительства, Шингарева и Кокошкина, в январе 1918 года, высказанное Л. К. Долгополовым в книге «Поэмы Блока и русская поэма конца XIX - начала XX веков».}.

«Свобода без креста» - в их устах это звучит как разгульный, разбойничий клич, своего рода «сарынь на кичку». За ним кроется развязанность рук для всего, о чем вчера еще только в мечтах помыслить могли, отрешение от принудительно навязанных - а не сознательно принятых! - «правил».

Но ощущение неисчезнувшей опасности заставляет их быть настороже:

Сам разговор же их вроде ничем не примечателен и рисует их иззябшими людьми, не без зависти думающими о тепле и кабаке, в котором обретаются Ванька с Катькой. vНо в то же время с этим разговором в поэму входит тема отступничества, житейского соблазна, которому как-то поддался Ванька, перекочевавший во вражеский стан.

И в дальнейшем, при столкновении с Ванькой, в героях проявляется не только зависть к его беспечальному житью, к его лихости в любовных делах, но и месть за измену товарищам, их общему, пусть даже неясно представляемому делу.

«Ты будешь знать... как с девочкой чужой гулять!..» - это то, что выговорилось в пылу короткого преследованья «лихача», где красуется Ванька, как еще недавно разъезжали «настоящие» господа и офицеры.

Ванька хочет сладкого житья? Да кто ж его не хочет! Все двенадцать хотят. Но он откровенно готов ограничиться собственным довольством, стакнувшись с теми, кого недавно еще ненавидел вместе со своими товарищами.

За эту не названную вслух вину его и ненавидят.

И «любовный» дуэт Ваньки с Катькой - это кривляющаяся тень недавней господской жизни, то же «унижение» любви, человека, женщины, которое ужасало Вло-ка в «богатых» публичных домах. Поэтому еще с такой яростью палят по лихачу с Ванькой красногвардейцы, ведь это снова перед ними - та «Святая Русь», лицемерная, толстосумная, откормленная, которую они хотели сжить со света и брали на мушку стареньких австрийских ружьиц:

Но пуля настигает не Ваньку, а «толстоморденькую» проститутку Катьку. Неизвестно, удастся ли «двенадцати» осуществить свою угрозу и расправиться завтра с «утекшим» Ванькой, а Катька - «мертва, мертва!».

Что ж, ведь к тому шло, ведь и здесь «покарана» измена: Катьку любил Петруха, а она?

Стоит ли жалеть ее?

Однако уже в нарастающем яростном монологе Петрухи, взбудораженного первой встречей с Ванькой и Катькой, растравляющего себе сердце гневом, ревностью, циничным осмеянием «предмета» своей страсти, сквозь наро- чито грубые слова звучит неостывшая любовь:

А после убийства эта любовь прорывается бурно и откровенно: