Андрей Турков о Блоке » Часть III

«Что будет в 1903 году? - писал Блок Л. Д. Менделеевой в канун Нового года. - Я молюсь о счастье. Ты сияешь мне».

Он упивается ее письмами, где, словно жемчужина за жемчужиной, нижутся слова любви. Она радостно и самозабвенно входит в его мир)

«...Читать я могу теперь только то, что говорит мне о тебе, что интересует тебя, поэтому я и люблю теперь и «Мир искусства», и «Новый путь», и всех «их», люблю за то, что ты любишь их и они любят тебя».

2 января 1903 года Любовь Дмитриевна становится невестой Блока, но окончательное согласие на их брак дается в апреле. Между матерью и сыном, с одной стороны, и матерью и дочерью - с другой, происходили тяжелые, трудные разговоры. Решительное слово осталось за Д. И. Менделеевым, который, по выражению обрадованного жениха, «как всегда, решил совершенно необыкновенно, по-своему, своеобычно и гениально».

Они счастливы! Свадьба откладывается до осени только потому, что Блоку предстоит летом ехать в Бад-Наугейм лечиться.

«Мы не можем не быть счастливы все, все!» - как заклинанье повторяет Любовь Дмитриевна. Теперь она даже не ревнует избранника - ни к «Ксеньиным» стихам (то есть посвященным И. М. Садовской), ни к Гиппиус.

В ней столько детского! Сдав экзамен на пятерку профессору Шляпкину, она приметила, что он добродушно улыбнулся на ее обручальное кольцо, и советует Блоку тоже обязательно надеть его.

Переехав в Боблово, она посещает Шахматове - свой будущий дом, приходит от него в восторг, укоряет Блока, что тот мало рассказывал об этом месте и даже собирался не жить там, уехать куда-то в деревню, в Вологодскую губернию.

А он жалуется, что дни в Бад-Наугейме1 тянутся, как ломовые извозчики, забрасывает невесту страстными письмами, восторгаясь ею, припоминая ее черты, таинственно «интригуя» ее:

«Знаешь что? У меня роман. Я иду по дорожке, а впереди, сзади, сбоку - везде идет высокая, стройная, молодая женщина. Волосы у нее золотые, походка ленивая. Совсем сказочная. Румянец нежный и яркий».

Этот портрет возлюбленной сменяется другим, где мелькают образы, возникающие и в стихах поэта:

«Обаяние скатывающейся звезды, цветка, сбежавшего с ограды, которую он перерос, ракеты, «расправляющей», «располагающей» искры в ночном небе, как «располагаются» складки платья - и с таким же не то вздохом, не то трепетом и предчувствием дрожи».

Он клянет себя за болтовню в письмах - «точно горох сыплется» - и подписывается: «...Твой шут, твой Пьеро. Твое чучело, Твой дурак...»

Но внезапно на его лицо ложится тревога: мать рассказывает ему об отце и о первом времени после их свадьбы.

«Странный человек мой отец, - задумчиво пишет Блок невесте (12 июля 1903 г.) и тут же, спохватившись, добавляет: - Но я на него мало похож».

Как будто мрачная тень возникла на брачном пиру, и ее гонят, творя заклинание...

И не только она одна. Уже вернувшись в Россию, в Шахматове, Блок за три дня перед свадьбой заносит в записную книжку:

«Какой опять сегодня сон! Какие вообще в это лето! Что это значит? Сегодня было землетрясение, кончался мир и падали (рушились) небеса рядами. Мы (с Ней?) бежали».

«Одному из немногих и под непременной тайной» Блок сообщил о предстоящей свадьбе С. М. Соловьеву. Тот ответил восторженным письмом, подчеркивая, что узнал об этом в церковный праздник Благовещенья Пресвятой Деве, и настаивал, чтобы его пригласили шафером.

В «Драматической» симфонии Андрея Белого говорилось о московских мистиках:

«Как опытные ищейки, высматривали благодать.

Заглядывали в окна и на чужие дворы. И сверкали очами».

Увы, это «заглядывание в окна и на чужие дворы», столь иронически описанное, как крайности увлечения мистицизмом, отнюдь не было чуждо ни самому автору «Симфонии», ни его ближайшим друзьям Сергею Соловьеву и Льву Львовичу Кобылинскому-Эллису {По словам самого Белого, Эллис «несносно совал нос в жизнь людей, не считаясь с ними; в случае сопротивления своим фикциям - гонялся с палкой за ними..."}, ни Зинаиде Гиппиус, также изображенной в «Симфонии».

«Общие судьбы мира может разыгрывать каждый... - говорит Возлюбленная мистика. - Может быть общий и частный Апокалипсис».

Такой «частный» Апокалипсис и узрели друзья Блока в его судьбе.

З. Гиппиус, привыкшая относиться к молодым поэтам как к своим пажам, встретила известие о женитьбе Блока неодобрительно.

Это противоречило ее туманным теориям о «влюбленности» - «этом новом в нас чувстве... ни к чему определенному, веками изведанному не стремящемся и даже отрицающем все формы телесных соединений» (в том числе и брак!), «обещании чего-то, что, сбывшись, нас бы вполне удовлетворило в нашем душе-телесном существе...»

На худой конец З. Гиппиус готова была согласиться на то, чтобы женитьба человека не имела никакого отношения к поэту.

- Не правда ли, - «деликатно» спросила она у Блока, - ведь говоря о Ней, вы никогда не думаете, не можете думать ни о какой реальной женщине?

«Он даже глаза опустил, точно стыдясь, что я могу предлагать такие вопросы:

- Ну, конечно, нет, никогда.

И мне стало стыдно», - вспоминает З. Гиппиус.

Стыдно ей, оказывается, вовсе не за свою бесцеремонность, а за то, что она позволила себе так «усомниться» в Блоке!

Гиппиус с удовольствием сообщила Блоку, что и Андрей Белый «был очень удручен» известием о его женитьбе и все говорил: «Как же мне теперь относиться к его стихам?»

«Действительно, - писала она, - к вам, т. е. к стихам вашим, женитьба крайне нейдет, и мы все этой дисгармонией очень огорчены».

Блок был сильно задет этим письмом, хотя еще думал, что отзыв Белого выдуман Гиппиус (это с ней бывало).

Дело в том, что поэт пригласил Белого быть своим вторым шафером. Тот отвечал уклончиво, ссылаясь на разные обстоятельства, которые могут помешать ему приехать к сроку свадьбы. А потом прислал Блоку письмо, где просил поэта уточнить: «Что Вы знаете о Ней и Кто Она, по-Вашему?»

«...Я не мог понять, - объяснял Белый впоследствии, - к кому, собственно, относятся нижеследующие строчки - к Л. Д. Менделеевой или к Деве-Заре-Купине:

С одной стороны, здесь «Ты» с большой буквы, - нужно полагать - небесное видение, с другой стороны - за небесным видением покрывала не носят...»