Не щадит красок и великий, многоликий художник - народ.
Прежде, до смерти старших Бекетовых, через шах-матовский, «собакин», двор проходила дорога со станции Подсолнечная в деревню Гудино, и по ней то и дело сновали подводы - то на станцию, то в большое торговое село Рогачево.
А после церковного праздника Успенья Божией Матери (15 августа старого стиля) начинались свадьбы и мимо лихо пролетали веселые поющие телеги с молодыми, свахами, поезжанами.
Слова долетавших песен невольно западали в память, как клочки душистого сена с возов оставались на ветвях придорожных деревьев.
Западали в память неожиданные словечки прислуги Ананьевны, вроде сказанных ею при виде распустившихся цветов: «Вот цветы-то и вспыхнули...»
Все это теперь оживает в душе Блока, волнуя его новыми, неизведанными возможностями.
«Мне все хочется теперь меньше «декадентства» в смысле трафаретности и безвдохновенности, - пишет он А. Белому 29 сентября 1904 года, вскоре после возвращения в Петербург. - Я пробовал искать в душах людей, живущих на другом берегу, - и много находил. Иногда останавливается передо мной прошлое... Но я живу в маленькой избушке на рыбачьем берегу, и сети мои наполняются уж другими рыбами».
Блок, как художник, видит новые сочетанья красок:
На земле еще жесткой
Пробивается первая травка.
И в кружеве березки -
Далеко - глубоко -
Лиловые скаты оврага.
(«На перекрестке...»)
И - как порыв весеннего ветра:
Она взманила,
Земля пустынная!
Но она пустынна только на первый взгляд: вскоре она наполняется живыми существами, взятыми из народных сказок, поверий или возникшими в игре света и тени, в шорохе листьев, в лепете ручьев, в жадном чавканье болотных кочек под ногой.
Земля, как и вода, содержит газы,
И это были пузыри земли.
(Шекспир)«...Живая и населенная многими породами существ природа - мстит пренебрегающим ее далями и ее красками - не символическими и не мистическими, а изумительными в своей простоте, - пишет Блок в статье «Краски и слова». - Кому еще не известны иные существа, населяющие леса, поля и болотца (а таких неосведомленных, я знаю, много), - тот должен учиться смотреть».
Хотя, по словам Блока, университет не сыграл в его жизни особенно важной роли, но в эту пору некоторые академические занятия оказались во многом созвучными новым интересам поэта.
«Я все время занят кандидатским сочинением, потом буду утопать в славянских языках», - пишет он А. Белому 21 октября 1904 года.
Уже в кандидатском сочинении о Болотове и Новикове проступают крепнущие симпатии Блока к народному искусству.
«Болотов побывал в театре и смотрел арлекинаду, - пишет он. - В этом скелете многих великих трагедий А[ндрей] Тимофеевич] усмотрел только «кривлянья, коверканья, глупые и грубые шутки и вранье, составляющие сущий вздор», чтобы «смешить и увеселять глупую чернь...»
Весь тон изложения выдает несогласие Блока с Болотовым. И «глупая чернь» для него, как будет сказано вскоре в одной из его статей, «тот странный народ, который забыт нами, но окружает нас кольцом неизбывным и требует от нас памяти о себе и для себя».
Там, где высокомерный взгляд часто доныне видит лишь «кривлянье» и «сущий вздор», Блок подозревает просто иную, исторически объяснимую систему понятий и образов, ключ от которой потерян.
«Пузыри земли», - называет поэт целый раздел стихов.
Земля здесь не просто шахматовские поляны и болота, подчас буквально описанные в стихах, но и народная жизнь, народная душа, «лес народных поверий и суеверий, которые потянутся к нам из-за каждого куста, с каждого сучка и со дна лесного ручья».
Рождаемые в этой глубине образы обладают, при всей своей фантастичности, убедительной конкретностью, своеобразной достоверностью, логикой поведения.
Вот «дети дубрав» - «захудалые черти»:
И сидим мы, дурачки, -
Нежить, немочь вод.
Зеленеют колпачки
Задом наперед.
Зачумленный сон воды,
Ржавчина волны...
Мы - забытые следы
Чьей-то глубины...
(«Болотные чертенятки»)
Эти смешные фигурки возникают перед поэтом как осколок некогда, по его представлению, цельной, прекрасной, хотя и фантастической, картины мира, которая существовала в душе народа. Жадное любопытство автора к ним как к «забытым следам чьей-то глубины» напоминает отношение Баратынского, одного из любимых поэтов Блока, к суевериям:
Предрассудок! Он обломок
Давней правды. Храм упал;
А руин его потомок
Языка не разгадал.
Гонит в нем наш век надменный,
Не узнав его лица,
Нашей правды современной
Дряхлолетнего отца. | 
