Александр Блок
 VelChel.ru 
Биография
Андрей Турков о Блоке
  Часть I
  Часть II
  Часть III
  Часть IV
Часть V
  Часть VI
  Часть VII
  Часть VIII
  Часть IX
  Часть X
  Часть XI
  Часть XII
  Часть XIII
  Часть XIV
  Часть XV
  Часть XVI
  Часть XVII
  Основные даты жизни и творчества Александра Блока
  Краткая библиография
Хронология
Семья
Галерея
Поэмы
Стихотворения 1898-1902
Стихотворения 1903-1907
Стихотворения 1908-1921
Стихотворения по алфавиту
Хронология поэзии
Автобиография
Проза
Критика
Переводы
Об авторе
Ссылки
 
Александр Александрович Блок

Андрей Турков о Блоке » Часть V

Поэма оказывалась далекой и от реальной жизни:

Буйные толпы, в предчувствии счастья,
Вышли на берег встречать корабли.
Кто-то гирлянду цветочную бросил,
Лодки помчались от пестрой земли.
Сильные юноши сели у весел,
Скромные девушки взяли рули.
Плыли и пели, и море пьянело...

Тут строкой точек обрывалась поэма 16 декабря 1904 года. Ничего похожего на это ликование русская действительность не представляла.

Быть может, Блок еще попытался бы вырваться из оков прежних ритмов и образов, если бы не прозвучавшие в Петербурге залпы по народным толпам, в шествии которых к Зимнему дворцу не было ничего буйного.

«Задолго до 9-го января уже чувствовалась в воздухе тревога, - вспоминала М. А. Бекетова. - Александр Александрович пришел в возбужденное состояние и зорко присматривался к тому, что происходило вокруг. Когда начались забастовки фабрик и заводов, по улицам подле казармы стали ходить выборные от рабочих. Из окон квартиры можно было наблюдать, как один из группы таких выборных махнет рукой, проходя мимо светящихся окон фабрики, и по одному мановению этой руки все огни фабричного корпуса мгновенно гаснут. Это зрелище произвело на Александра Александровича сильное впечатление».

В ночь на 9 января 1905 года отчима поэта срочно вызвали к командиру полка; Александра Андреевна тоже вышла из дому. Солдаты уже строились возле казарм.

- Алексей Иванович, санитарные повозки взяли? - донеслось до нее.

Скоро на ногах оказалась вся семья. Александра Андреевна и Александр Александрович ходили по улицам, освещенным солдатскими кострами, зашли за Марьей Андреевной Бекетовой. Откуда-то донеслись выстрелы. Мать поэта ужасалась: неужели и Францу Феликсовичу придется принять участие в расправе?

Сам Блок был взволнован тем, что правительственные меры превратят мирную манифестацию в кровавое восстание.

Страшное смятение царило в этот день и в семье Менделеевых. Дмитрий Иванович никуда буквально не выезжал в последние годы, но, встревоженный видом направляющихся к Зимнему дворцу толп и слухами о кровавой встрече, которая им готовится, он внезапно послал за каретой.

Зная его крутой нрав, никто не попытался его удержать, и карета исчезла в петербургских улицах. Прошло шесть томительных часов, переполненных известиями и слухами, страхом за судьбу семидесятилетнего старика, недавно перенесшего тяжелую операцию глаз.

Наконец он вернулся, бледный и молчаливый, а вскоре домашние увидели, как он с усилием снимает один из висевших у него в кабинете портретов.

- Никогда не говорите мне больше об этом человеке, - сказал он, поворачивая к стене портрет Витте.

Сопровождавший его слуга подтвердил Анне Ивановне Менделеевой, что они ездили к этому важному сановнику, который, будучи раньше министром финансов, очень ценил ученого и поддерживал многие его идеи. Карету часто не пропускали войска, и Менделеев долго добирался до дома Витте всякими глухими улицами.

Что произошло во время этого разговора, так и осталось неизвестным. Накануне у Витте была целая делегация от столичной интеллигенции с просьбой употребить свое влияние как председателя комитета министров. Витте отговорился незнакомством с положением вещей и незначительностью занимаемого им поста, громкого только по названию.

Вероятно, нечто подобное опытный царедворец говорил и Менделееву. Неизвестно, что тот сказал ему в ответ. Вряд ли что-нибудь особенно лестное. Во всяком случае, в пространных воспоминаниях Витте описаны и день 9 Января и депутация от петербургской интеллигенции, но про визит своего «верного до смерти сотрудника и друга», как называл Менделеева мемуарист, он запамятовал.

Поэт Леонид Семенов, в начале войны возглавивший ура-патриотическую манифестацию студентов, 9 января снова появился перед Зимним дворцом вместе с рабочими, идущими подавать царю петицию о своих нуждах.

Он шел в первых рядах и спасся только тем, что догадался упасть вместе с убитыми и ранеными. Он вернулся с площади полным жажды возмездия.

Видевший этот расстрел из окна художник В. А. Серов выходит из членов Академии художеств, которую возглавлял командовавший в тот день войсками великий князь Владимир Александрович, а спустя некоторое время в ответ на просьбу Дягилева написать портрет царя телеграфирует: «Я в этом доме больше не работаю».

Когда Франц Феликсович ненадолго отлучался со службы и прибегал домой, ему приходилось выслушивать от пасынка и от приехавшего как раз в эти дни Андрея Белого негодующие речи о правительстве и военном командовании.

Приезжий еще стеснялся скромного, пожилого, худощавого военного, умоляюще поднимавшего прекрасные глаза при особо трудном для него повороте разговора. Блок же, вообще любивший «Францика», на этот раз был резок и беспощаден, немногословно, но ясно укорял тех, кто хотя бы невольно участвует в поддержке правительства.

М. А. Бекетова вспоминает, что с этой зимы у Блока появился «живой интерес ко всему происходящему». Пережитые страной в это время события вызвали наружу то, что уже подспудно зрело в душе поэта.

«Для меня это был год бури, водоворота», - говорил об этом времени Брюсов.

За внешней сдержанностью Блока нельзя было уловить всей сумятицы чувств и мыслей, которая в нем бурлила.

«Завтра может произойти на улице то же, что было в день твоего приезда в Пбг [Петербург] - 9 января», - пишет он А. Белому 19 февраля.

«Кошмар и ужас вслед за ужасом» видит он в поражениях царских войск на Дальнем Востоке.

Политика и партии для него по-прежнему чужды, он не может заключить своих ощущений от происходящего в какие-либо четкие формулировки.

«...Когда заговорили о «реформах», - пишет он Сергею Соловьеву в январе 1905 года, - почувствовал, что деятельного участия в них не приму. Впрочем, консерваторов тоже почти не могу выносить».

Неразговорчивый, он почти не участвует в бурных дебатах у Мережковских. Их суждения часто высокомерны и пристрастны, мнения - категоричны.

Мережковский долго обходил вопрос о сущности самодержавия, наконец, согласился с женой и близким другом обоих - Д. В. Философовым:

- Да, самодержавие - от антихриста!

«Я... записала это на крышке шоколадной коробки», - вспоминает Гиппиус.

И право, кажется, что выбор пал на эту картонную «скрижаль» не случайно, а в какой-то степени закономерно. Громовое обличение самодержавия... на конфетной коробке!

В конце марта между Мережковскими и Блоком происходит конфликт: поэт отказывается участвовать в каком-то затеянном ими деле. З. Гиппиус письменно обвиняет его в «некрасивом ломанье», в отсутствии чувства солидарности.

А Блок, может быть, с особым вкусом пишет в рецензии на книгу академика Веселовского о Жуковском:

«Грубоватый Вяземский тащит поэта в общественность». («Какие грубые Мережковские...» - жалуется через несколько лет Блоку А. М. Ремизов.)

Страница :    << 1 [2] 3 4 5 > >
Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Е   З   И   К   Л   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Ф   Х   Ц   Ч   Ш   Э   Я   #   

 
 
    Copyright © 2024 Великие Люди  -  Александр Блок